Все молчат. Все, кроме Анселя. И, конечно, он плавно считает по-французски.
-Un…deux…trois…[ один, два, три].
Девочки пристально смотрят на него, поднимаясь вниз-вверх на полу.
Мы продолжаем с упражнениями на гибкость – тянемся у самого низкого балетного станка, пока раздаются звуки джаза, заставляющие девочек визжать и покачиваться. Мы практикуем несколько пируэтов – даже когда мне стукнет сто лет, я никогда не перестану смеяться, вспоминая Анселя, делающего вращение – и расставив широко ноги, показываю, как надо тянуться. Нога прижата прямо к стене (возможно, я делаю это исключительно ради Анселя, однако, никогда не признаюсь в этом). Девочки стараются, смеются ещё больше и несколько из них, осмелев, начинают показывать Анселю, что нужно делать – как держать руки. Кроме того, некоторые из них делают прыжки и повороты.
Когда класс начинает шуметь и суетиться, Тина подходит ко мне, хлопая и обнимая.
- Ты свободна. Думаю, у тебя есть что-то ещё, с чем стоит разобраться. Увидимся в понедельник в пять вечера.
- Я так люблю вас, - говорю я, сжимая её в объятьях.
- И я люблю тебя, дорогая, - говорит она – А теперь иди, и скажи ему тоже самое.
Ансель и я выскальзываем за дверь и чуть ли не на цыпочках, молчаливо, идём назад в коридор. Моё сердце стучит так быстро, отчего кажется, словно моё зрение затуманивается с каждым бешеным ударом. Я чувствую исходящий от Анселя жар, когда он идет позади, однако, мы оба молчим. Выйдя из зала и ещё под впечатлением от моего сюрприза, я так потрясена, что, впервые, не знаю с чего начать.
Горячий воздух кружится вокруг нас, когда мы толкаем дверь наружу и Ансель заботливо смотрит на меня, ожидая подсказки.
- Cerise, - начинает он и делает судорожный вздох. Когда наши взгляды встречаются снова, я чувствую вес каждой секунды, проведённой в тишине. Его подбородок напряжен, когда мы смотрим друг на друга, и когда он сглатывает, ямочка мелькает на щеке.
- Привет, - говорю я, голос сдавленный и напряжённый.
Он делает шаг с обочины, однако, кажется, всё ещё возвышается надо мной.
- Ты позвонила мне перед тем, как приехала.
- Я позвонила тебе с парковки. Мне было трудно…вернуться сюда…Ты не ответил.
- В студии запрещены мобильники, - отвечает он, мило улыбаясь. – Но я видел, как твой номер телефона высветился на экране.
- Ты прямо с работы? – спрашиваю я, указывая подбородком на его штаны.
Он кивает. По крайней мере, теперь понятно наличие его однодневной щетины. Образ Анселя, убегающего с работы и направляющегося прямо на самолет – ко мне – едва успев побросать несколько вещей в маленькую сумку, заставляет мои колени дрожать.
- Пожалуйста, не сердись, - говорит он. – Лола сказала мне, что ты здесь. Я ехал, чтобы встретится с тобой в три и пообедать. Тем более, Харлоу сказала, что переломает мне обе ноги, наряду с остальными торчащими придатками, если я не буду обращаться с тобой так, как ты этого заслуживаешь.
- Я не сержусь, - качаю головой, пытаясь очистить рассудок. – Просто не верится, что ты на самом деле здесь.
- Ты думала, что я останусь сидеть на месте и исправлю всё в глубоком будущем? Я не могу быть так далеко от тебя.
- Ну…я рада.
Могу сказать, что он хочет спросить – так почему ты сбежала? Почему хотя бы не попрощалась?
Но он молчалив. И я даю ему серьёзные на это причины. Потому что хоть моё прибытие и вылет из Франции были спонтанны, он был причиной оба раза – первый раз - осчастливив меня. Второй – разбив сердце. По крайней мере, он кажется, знает об этом. Вместо этого, Ансель осматривает меня, задержав взгляд на ногах, замечая телесного цвета лосины под короткой балетной юбкой.
- Ты замечательно выглядишь, - говорит он. – На самом деле, настолько замечательно, что я не знаю, что и сказать.
Это такое облегчение, что я бросаюсь вперед. Он обвивает меня руками, пряча лицо на шее. Его руки кажутся настолько большимим, способными несколько раз обернуть мою талию. Я чувствую его дыхание на своей коже и то, как он дрожит, когда произношу:
- Так хорошо, - он просто кивает и кажется, что наши объятья вечны.
Его губы находят мою шею, подбородок и он посасывает и покусывает его. Дыхание тёплое и мятное, и он шепчет на французском слова, некоторые из которых я не могу понять, однако, мне это вовсё и не нужно. Я слышу – “любовь”, и “жизнь”, и “моя” и “прости” и затем, он берет в ладошки моё лицо и обрушивает свои губы на мои, глаза широко распахнуты, рука трясётся, когда он касается пальцами подбородка. Единственный, невинный поцелуй – без языка, никакой глубины – однако, нервно вздрагивая, я, кажется, обещаю ему больше, потому что он отстраняется и смотрит на меня победоносно.
- Тогда, поехали, - говорит он, показывая глубокие ямочки. – Позволь мне отблагодарить твоих подруг.
Я жажду его, чтобы мы остались одни, однако, каким-то образом, возбуждаюсь ещё больше, представляя его здесь, с моими друзьями, вот так просто. Беря его за руку, тащу к машине.
Ансель одевает рубашку, рассказывая о перелёте, и странном чувстве, которое испытал, уйдя с работы и прилетев сюда на рассвете и затем, проведя целый день дожидаясь меня…все эти маленькие пустяки, которые расположены на верхушке большого вопроса: “Что же дальше?”.
Я украдкой посматриваю на него во время поездки. С потемневшим небом позади него, Ансель выглядит безупречно лощёным и великолепным в своей бледно-лиловой рубашке на пуговицах и узких тёмно-серых брюках. Только что покинув танцевальный класс, я не беспокоюсь о том, чтобы переодеться. Если мы вернемся ко мне домой, без сомнений, останемся там, а мне нужно увидеть моих девочек, чтобы поблагодарить. И быть может, что ещё важнее – чтобы Ансель сам поблагодарил их. Я обуваю более удобные туфли без каблуков, и тащу Анселя на встречу с Харлоу и Лолой в баре «Динамит», потянув его сквозь толпу. Широко улыбаясь, понимая что мой мужчина со мной, мой супруг, мой Ансель. Они сидят в кабинке рядышком, потягивая напитки, и Лола замечает нас раньше Харлоу. Да будь я проклята, если на её глазах тут же не наворачиваются слезы.